СТАНИСЛАВ ЛЕМ

В автобиографическом эссе «Моя жизнь» СТАНИСЛАВ ЛЕМ размышлял: «Чем было все то, в результате чего я появился на свет и, хотя смерть угрожала мне множество раз, выжил и стал писателем, и к тому же писателем, который пытается сочетать огонь и воду, фантастику и реализм? Неужели всего лишь равнодействующей длинного ряда случайностей? Или же тут было некое предопределение…»

Мудрый пан Станислав, вероятнее всего, и сам не знает ответа на этот вопрос; он считает себя рационалистом и не верит «ни в Провидение, ни в предопределение». И все же, памятью возвращаясь в детство, он настойчиво пытается нащупать прерывистую цепочку причин и следствий.

Его отец был зажиточным врачом-ларингологом. Юного Станислава, пользовавшегося привилегиями любимого чада, воспитывала французская гувернантка, он имел множество игрушек, книг и сладостей (к последним, и вообще ко всякой еде, он был особенно неравнодушен) — родители баловали его, и детство Лема, «вне всякого сомнения, было мирным и идиллическим».

Простительный грех чревоугодия привел к тому, что фигура довольно болезненного, замкнутого и склонного к малоподвижному образу жизни ребенка «уже в то время несколько напоминала грушу, хотя максимального сходства с ней, — посмеиваясь, вспоминал Лем в романе «Высокий замок», — я достиг позже, в гимназии. Лицо у меня было щекастое, глаза немного навыкате, потому что я по природе был любопытен, ко всему прочему я частенько раскрывал рот — кажется, считая, что это придает мне обаяние».

Он рано научился читать и писать, но, не умея еще ни того, ни другого, усердно «изучал» медицинские пособия и прочую научную литературу из запретного книжного шкафа отца: «…моя судьба, то есть мое писательское призвание, уже таилась во мне, когда я разглядывал скелеты, галактики в астрономических атласах, реконструкции чудовищных ящеров мезозоя и многоцветный человеческий мозг в анатомических справочниках».
Станислав был «пожирателем книг» и, разумеется, воображал себя Виннету, Маугли и капитаном Немо; читал он «все, что попадалось под руку: Фредро и Мая, Сенкевича, Жюля Верна и Уэллса, Словацкого и Питигрилли; это был сущий винегрет».

Помимо того что без конца читал, он также «занимался изобретательством и «конструировал» допотопных животных, неизвестных палеонтологам», а еще — выдумывал разные фантастические королевства: трудолюбиво рисовал их гербы, изготовлял паспорта монархов, коих награждал пышными званиями и титулами, выписывал особые «удостоверения» и чрезвычайные «пропуска», открывающие их предъявителю доступ в подземные сокровищницы». Позже он признавался: «Хотя я знал, что это всего лишь игра, для меня с ней было связано что-то очень серьезное».

Уже после войны Лем случайно узнал, что был «чуть ли не самым способным ребенком во всей южной Польше»: его коэффициент интеллекта равнялся почти ста восьмидесяти. Но когда он поступал во Львовский медицинский институт, то ни о чем подобном и не подозревал. Впрочем, завершить свое образование в этом славном учебном заведении ему не удалось. Начались тяжелые годы гитлеровской оккупации, когда будущему писателю приходилось работать механиком, автослесарем, сварщиком и жить по фальшивым документам — предки Лема были евреи, и его семье грозило переселение в гетто, если не смерть в газовой камере. Станислав помогал, чем мог, польскому движению Сопротивления — похищал боеприпасы со «склада трофеев германских военно-воздушных сил». Риск был велик, но он считал это своим долгом.

В 1948 году Лем окончил медицинский факультет Ягеллонского университета в Кракове, после чего еще какое-то время работал по специальности в Науковедческом семинаре М.Хойновского. Но его литературный дебют уже состоялся: была опубликована научно-фантастическая повесть «Человек с Марса» и несколько рассказов, а в столе у писателя лежал реалистический роман «Больница Преображения» (первая часть трилогии «Неутраченное время»), из-за цензуры увидевший свет лишь семь лет спустя.

Вскоре появились первые научно-фантастические романы Лема — масштабные коммунистические утопии «Астронавты» (1951) и «Магелланово Облако» (1955). Сегодня писатель, по его же собственным словам, отказывает им в какой-либо ценности и соглашается на переиздания с большой неохотой, несмотря на то что они имели успех и сделали его имя широко известным. После недавно закончившейся войны, самой страшной за всю историю человечества, Лему так хотелось верить в лучшее будущее, что он «дал увлечь себя оптимизму и надежде».

«Научную фантастику, — полагает Лем, — я начал писать потому, что она имеет или должна иметь дело с человеческим родом как таковым (и даже с возможными видами разумных существ, одним из которых является человек), а не с какими-то отдельными индивидами, все равно — святыми или чудовищами.

Вероятно, по той же причине… я взбунтовался против канонов жанра в том его виде, в каком он сформировался и окостенел в США». И новые книги Лема («Звездные дневники Ийона Тихого», сборник «Вторжение с Альдебарана», романы «Эдем», «Солярис», «Возвращение со звезд», «Непобедимый»), выплеснутые буквально за несколько лет и признанные теперь современной классикой, стали для него попыткой вырваться в «совершенно иное пространство возможностей». Среди них попадались просто удивительные, такие как «Солярис», что и по сей день остается неразрешимой загадкой. Сильнейшее впечатление на читателей этого романа произвел многозначный образ бесконечного, покрывающего всю планету и наделенного разумом Океана, с которым герои Лема безуспешно пытаются найти общий язык. «Мне хотелось бы написать что-нибудь вроде «Солярис», — признавался фантаст, — но такая удача бывает только раз».

Самого Станислава Лема тоже иногда сравнивают с Океаном — столь глубоки, порой пугающе бездонны его книги, которые, кажется, сколько ни перечитывай, все равно не поймешь до конца; с океаном, заполненным не водой, но некой сильно концентрированной субстанцией, весьма благотворно действующей на человеческий организм, в особенности, на таинственное серое вещество, заключенное у нас в черепной коробке.

Выйдя в Космос и вступив в Контакт с иным разумом, человечество, по мнению Лема, окажется перед «зеркалом», в котором сможет увидеть самого себя и благодаря которому осознает степень собственной зрелости. Но, предупреждает он, «среди звезд нас ждет Неизвестное», и как поведут себя люди, лицом к лицу столкнувшиеся с Неизвестным, пытается представить в своих книгах. Порой он вспоминает Луи Пастера, который любил повторять, что «каждое научное достижение чуточку отдаляет нас от Бога, но еще больше приближает к нему». «Я — агностик, — говорит Лем, — исповедую эмпирический взгляд на вещи и довольно далек от теологии. Но в то же время я совсем не убежден, что человек должен понять все».

Парадокс: почему-то считается, что Лем пишет лишь для высокообразованного, интеллигентного, эрудированного читателя, однако в числе его поклонников очень разные люди — «от школьников до нобелевских лауреатов». Быть может, его книги необходимо принимать как лекарство, оздоровляющее и активизирующее мыслительную деятельность?..

«Часто, — рассказывал Лем, — откладывая уже законченную книгу, я убеждаюсь, что она умнее меня самого. Ведь мои мысли в жизни растяжимы во времени, тогда как в книге они собраны вместе, как в фокусе».

Справедливо замечено: «в литературном творчестве Лема впечатляет не столько количество написанных им книг, сколько их многообразие» (Э.Араб-Оглы). И в самом деле, что, кроме имени автора, может объединять остроумнейшие рассказы о похождениях «космического Мюнхгаузена» Ийона Тихого и трагическую «средневековую» повесть «Маска», абсурдистскую фантазию «Рукопись, найденная в ванне» и научные детективы «Расследование» и «Насморк», приключенческий цикл о пилоте Пирксе и сборники рецензий на ненаписанные книги «Абсолютная пустота» и «Мнимая величина», философский трактат «Сумма технологии» и «Кибериаду» или «Сказки роботов», место которых «на карте литературных жанров — в провинциях гротеска, сатиры, иронии, юмористики свифтовского и вольтеровского образца — суховатой, язвительной и мизантропической».

Злые языки поговаривают, что писатель Станислав Лем «не более как кибернетическое устройство, специально запрограммированное для изготовления научно-фантастических произведений и для отвода глаз спрятанное в небольшой человекоподобный футляр». Но разве способно было кибернетическое устройство, пусть даже самое совершенное, предвидеть нынешние успехи в генной инженерии, компьютерную виртуальную реальность (у Лема — фантоматику), попытку создания «лазерного щита» и программу «звездных войн», а также неизбежный крах всей коммунистической системы? Последнее предсказание, отнесенное, правда, к 2020 году, вынудило писателя на целых восемь лет уехать из Кракова в Западный Берлин, а затем в Вену, поскольку сделано оно было в начале 1980-х годов, как раз когда в Польше ввели военное положение.

В одной давней своей заметке («O sobie») Лем обронил: «Мир нужно изменять, иначе он неконтролируемым образом начнет изменять нас самих». Сегодня, вступая в XXI век и критически оценивая прожитые годы, самым главным в своей биографии писатель считает нелегкий духовный труд, направленный на изменение и улучшение нашего мира: «Говоря коротко, я разочарованный усовершенствователь мира… но все же не отчаявшийся окончательно… Ибо я не оцениваю человечество как «совершенно безнадежный и неизлечимый случай».
Пожалуй, сказано очень точно: «нелегкий духовный труд; все остальное — житейские пустяки».

ВЗЯТО С САЙТА БИБЛИОГИД В ПРОСВЕТИТЕЛЬСКИХ ЦЕЛЯХ