1. Шоковая терапия 1992 года

Российские реформаторы начали 1 января 1992 года - последовательно выполнять методические указания МВФ по проведению "шоковой терапии". Но международный опыт свидетельствует, что действительно последовательно "шоковую терапию" провести не удалось ни в одной стране, где бы эти попытки ни предпринимались.

В самом деле, по теории "шоковой терапии", она должна бы дать положительный экономический эффект очень быстро. Скажем, если реформу начинают в январе, то всякого рода хозяйственные улучшения обещают уже в июле того же года. На практике социально-экономических улучшений приходится ожидать десятилетиями. А наступают они вне всякой связи с уже забытой к тому времени лихорадочной деятельностью "шокотерапевтов".

Мировой опыт проведения "шоковой терапии" показывает, что резкий слом централизованного управления экономикой не порождает тотчас предпринимательскую энергию и частную инициативу. Начинается мучительный процесс становления национальной буржуазии из слоев бывшей номенклатуры и уполномоченных ею лиц. Во всех таких странах начинался стремительный процесс деиндустриализации экономики, свертывание базовых отраслей промышленности, ориентация, главным образом, на экспортные секторы ради пополнения дефицитной казны и валютных запасов для выплат внешних долгов.

Дело в том, что реформы по рецептам МВФ предполагают обязательные займы у самого этого фонда и у Мирового банка. Если МВФ дает кредиты под условия соблюдения оговоренных с ним макроэкономических показателей, то Мировой банк кредитует "реконструкцию и развитие", причем, такие, которые ослабляют конкурентоспособность реформируемых экономик на внешних рынках.

После того как в 1992 году освобожденные Гайдаром цены подскочили в течение нескольких месяцев в 20 раз, власти перенесли наступление улучшений в экономике с лета на глубокую осень. Но и осенью чудо не произошло.

При продолжающемся спаде производства предприятия были вынуждены полностью или частично останавливать производства, переходить на сокращенное рабочее время...

В 1992 году была по существу сорвана поставка картофеля и плодоовощной продукции получателям централизованных фондов. К 1 ноября им отгрузили лишь треть необходимых объемов картофеля, 42% овощей, пятую часть плодов и ягод. Районы Крайнего Севера получили лишь 40% необходимой плодоовощной продукции.

Тревожная ситуация сложилась в животноводстве. Заметное повышение закупочных цен на зерно и стоимости комбикормов отрицательно сказалось на себестоимости животноводческой продукции.

В 1992 г. резко сократились объемы дорожного строительства. Не было введено ни одного километра дорог внутрихозяйственного и местного значения. В январе-октябре 1992 года объем перевозок грузов транспортом общего пользования уменьшился по сравнению с тем же периодом прошлого года на 20%.

В 1992 году в Россию поступило 400 тыс. тонн грузов иностранной гуманитарной помощи, из них в торговлю поступило 329 тыс. тонн грузов. Школам, интернатам, больницам, домам престарелых и инвалидов, религиозным учреждениям, частным малообеспеченным лицам было распределено около 71 тыс. тонн грузов иностранной гуманитарной помощи.

Экономическая ситуация в России после "шока" января 1992 года стремительно ухудшалась. МВФ забеспокоился. Исполнительный директор МВФ Мишель Камдессю ознакомил мировое сообщество с планом сотрудничества между фондом и Россией. На первом этапе предполагалось продолжение российских реформ, особенно в денежно-кредитной области. МВФ должен был в начале августа 1992 года открыть первую кредитную линию в размере $1 млрд. для поддержания платежного баланса России. На втором этапе - с октября -предполагалось выделение дальнейших резервных кредитов на эти цели.

Однако одним из условий кредита МВФ выставил договоренность об урегулировании платежных отношений между государствами СНГ, входящими в рублевую зону. На третьем этапе МВФ планировал заключить соглашение о создании Фонда стабилизации рубля в $6 млрд. Забеспокоилась исполнительная власть России. В феврале 1992 года Гайдар уступил пост министра экономики Андрею Нечаеву. За собой он оставил посты заместителя председателя правительства и министра финансов. 2 марта Борис Ельцин, формально возглавлявший правительство, сделал Гайдара первым заместителем председателя правительства. Другим первым заместителем был в то время Геннадий Бурбулис. В начале марта Гайдар выступил в Верховном Совете России и провозгласил начало "нового этапа реформ". Под этим подразумевалось тесное сотрудничество с международными финансовыми институтами.

В начале апреля Борис Ельцин освободил Геннадия Бурбулиса от должности первого заместителя председателя правительства. Егор Гайдар остался, таким образом, единственным первым заместителем, но перестал быть министром финансов. Вся эта перемена мест вкупе в области экономики ничего, разумеется, не улучшила.

В том же 1992 году начались недоборы налогов в бюджет, стал ощущаться дефицит денежной массы и прочие недуги экономики, рутинным преодолением которых руководство России занимается по сей день.

Назревал политический кризис. Гайдар заявил об отставке правительства, поскольку требования депутатов, по его мнению, срывали реформы. Съезд пошел на компромисс. Было решено, что в правительство войдут "отраслевики" - Владимир Шумейко, Георгий Хижа и Виктор Черномырдин.

Можно считать, что в апреле-мае "шоковая терапия" в России завершилась. Она заразила экономику всеми мыслимыми болезнями, не вылечив ни одной. В июне 1992 года Гайдар стал исполняющим обязанности председателя правительства России. В этом качестве он 3 июля успешно доложил Верховному Совету "Среднесрочную экономическую концепцию правительства". Депутаты согласились с ее положениями. Ситуация в стране продолжала ухудшаться.

Осенью стал раскручиваться новый виток инфляции, в том числе из-за смягчения финансовой политики под давлением депутатов и директорского корпуса. На правительство обрушился очередной вал критики. Гайдар искал компромиссы. Он вступил в длительные переговоры с руководимым Аркадием Вольским центристским движением "Гражданский Союз".

Всерьез забеспокоился Верховный Совет. В декабре 1992 года собрался VII Съезд народных депутатов и принял 5 декабря постановление "О ходе экономической реформы в Российской Федерации". В документе говорилось, что Съезд поддерживает "решение Верховного Совета Российской Федерации о признании деятельности правительства РФ по реализации экономической реформы неудовлетворительной". В постановлении отмечалось: "проводимая правительством РФ экономическая реформа, формы и методы ее реализации не соответствуют интересам большинства граждан РФ и привели к отрицательным социально-экономическим последствиям".

Съезд не отрицал курс рыночных преобразований и даже отметил ряд положительных результатов реформирования: "в 1992 году расширилась правовая база реформы, началось формирование многоукладной экономики, дан импульс предпринимательской активности, преодолевается тенденция к натурализации хозяйственных связей", но, как отмечалось в резолюции, "за период, прошедший со времени шестого съезда, экономическая ситуация в стране ухудшилась".

Съезд народных депутатов не утвердил Гайдара на посту председателя Совета Министров. 14 декабря Борис Ельцин поставил на рейтинговое голосование 18 кандидатур. В финал вышли три кандидата: Егор Гайдар, Виктор Черномырдин, Юрий Скоков. Премьер-министром стал Виктор Черномырдин...

Каков же итог 1992 года - первого года экономических реформ? России удалось провести в жизнь простейшие рекомендации МВФ по либерализации экономики. Были освобождены цены на абсолютное большинство продукции и услуг. С горем пополам приватизированы 70% объектов бывшей государственной собственности (стратегические инвесторы по которым до сих пор не найдены). Созданы коммерческие банки. По оценкам экспертов, Россия в результате начатых в 1992 году реформ по ряду показателей достигла критической черты, за которой возникает угроза национальной безопасности страны.

Но чтобы сколько-нибудь удовлетворительно понять собственно экономические результаты российских реформ, требуется не экономический, а комплексный анализ такого сложного явления, как модернизация постсоциалистической России.

Народ России заплатил за шоковую терапию ("The Times", Великобритания)

Джозеф Штиглиц (Joseph Stiglitz), 22 июня 2002

Приватизация, сопровождавшаяся открытием рынков капитала, не привела к накоплению богатства, а создала условия для разворовывания авуаров предприятий

После краха коммунизма перед экономиками большинства стран бывшего Советского Союза встали устрашающе трудные задачи. Им пришлось отказаться от единой системы цен - искаженных цен - которая господствовала при коммунизме, перейдя на систему рыночных цен; им пришлось создать рынки и организационную инфраструктуру, которая их подпирает; и им пришлось приватизировать всю собственность, которая ранее принадлежала государству. Им пришлось создать новый вид предпринимательства - не тот, который поднаторел в деле обхода правительственных правил и законов - и новые предприятия, чтобы перераспределять ресурсы, которые ранее использовались с такой эффективностью.

Как на это ни посмотри, экономики этих стран столкнулись с трудными выборами, и были ожесточенные споры, какой выбор принять. Наиболее остро спорили о быстроте проведения реформ: некоторые специалисты были озабочены тем, что, если не провести приватизацию быстро, создав тем самым большую группу населения, заинтересованную в капитализме, то может быть возврат к коммунизму. Но других заботило, что, если они будут реформироваться слишком поспешно, реформы станут несчастьем - экономические провалы будут усугублены политической коррупцией - и тем самым будет открыт путь для ответного наступления, либо со стороны крайне левых, либо со стороны правых. Первую школу назвали "сторонниками ударной терапии", а вторую - "сторонниками постепенного проведения реформ".

В большинстве стран возобладали взгляды сторонников шоковой терапии, за которую активно агитировали министерство финансов США и Международный валютный фонд (МВФ). Однако сторонники постепенного проведения реформ считали, что переходом к рыночной экономике удастся лучше управлять, если он будет осуществляться с разумной быстротой, упорядоченно. Через 10 лет мудрость подхода сторонников постепенного проведения реформ, наконец-то, получила признание: черепахи возобладали над зайцами. Критики шоковой терапии из числа сторонников постепенного проведения реформ не только точно предсказали ее болячки, но также обрисовали причины того, почему она не сможет быть результативной. Их единственным недостатком было то, что они недооценили масштабы катастрофы.

Первые ошибки произошли почти сразу же, как начался переход (к рыночной экономике - прим. пер.) В 1992 году, стремясь побыстрее войти в рыночную экономику, большинство стран в одночасье отпустили цены, вызвав такую инфляцию, которая съела все сбережения. Все понимали, что в условиях гиперинфляции (инфляции, выражавшейся двузначными цифрами за месяц) будет трудно осуществить успешный переход. Таким образом, первый раунд шоковой терапии - мгновенная либерализация цен - обусловил необходимость второго раунда: уменьшения темпов инфляции. А это повлекло за собой ужесточение денежной политики - подъем ставок процента.

В то время как большинство цен были полностью отпущены, были сохранены низкими наиболее важные цены - на природные ресурсы. При недавно объявленной "рыночной экономике" это послужило открытым приглашением: если вы можете купить, скажем, нефть и перепродать ее на Запад, то вы сможете заработать миллионы и даже миллиарды долларов. Так люди и сделали. Вместо того чтобы зарабатывать деньги, создавая новые предприятия, они обогатились благодаря новой форме старого предпринимательства - использованию в своих интересах ошибочной политики правительства.

Быстрая приватизация была третьей опорой стратегии радикальной реформы. Но первые две опоры создавали препятствия для третьей. Первоначально высокая инфляция съела накопления большинства россиян, а потому в стране осталось мало людей с деньгами, чтобы покупать приватизируемые предприятия. Даже если они и имели возможность купить эти предприятия, было бы трудно оживить их работу, учитывая высокие ставки процента и отсутствие финансовых институтов, которые могли бы ссудить им капитал.

После 1989 года внутренний валовой продукт (ВВП) России сокращался год за годом. То, что предусматривали как короткий спад переходного периода, обернулось десятилетней, а то и более длительной депрессией. И конца ей не было видно. Приватизация, сопровождавшаяся открытием рынков капитала, не привела к накоплению богатства, а создала условия для разворовывания авуаров предприятий. Это было совершенно логично. Олигарх, который сумел воспользоваться политическим влиянием, чтобы приобрести за копейки авуары, стоившие многие миллиарды, естественно, желал вывезти свои деньги из страны.

Держать деньги в России - значило инвестировать в страну, находящуюся в состоянии глубокой депрессии, и рисковать не только низкой прибылью, но и тем, что авуары будут отняты следующим правительством, которое неизбежно станет жаловаться (вполне справедливо) на "незаконность" приватизационного процесса. Всякий, кому хватило ума, чтобы стать победителем на приватизационных торгах, будет достаточно умным и для того, чтобы вложить свои деньги в растущий рынок ценных бумаг США или положить их на гарантирующие безопасность тайные счета в офшорные банки. Это даже не подлежало сомнению, а потому не удивительно, что миллиарды потекли из страны.

Таким образом, в момент кризиса в Восточной Азии Россия находилась в особом положении. У нее было изобилие природных ресурсов, но ее правительство было слабым. Правительство фактически раздавало ценные государственные авуары, однако оно не могло платить пенсии престарелым или обеспечивать социальные льготы. Правительство занимало миллиарды у МВФ, все сильнее увязая в долгах, в то время как олигархи, получившие от правительства столь щедрые подарки, вывозили миллиарды из страны. МВФ призвал правительство России открыть его счета, разрешив свободное движение капитала. Предполагалось, что такая политика сделает страну более привлекательной для иностранных инвесторов; однако это оказалось практически дверью для прохода в одну сторону, которая облегчила вывоз капитала из страны.

Поскольку страна глубоко увязла в долгах, более высокие ставки процента, чем объясняется кризисом в Восточной Азии, спровоцировали огромную дополнительную нагрузку. Эта шаткая башенная конструкция обрушилась, когда упали мировые цены на нефть. По причине спада и депрессии в Юго-Восточной Азии, которые только лишь усилились в результате действий МВФ, потребность в нефти не только не сумела вырасти, как предполагалось, но фактически уменьшилась. Ножницы между спросом и предложением нефти обусловили резкий спад цены на нее (в первые 6 месяцев 1998 года цена упала на 40% по сравнению со средней ценой 1997 года). В России нефть одновременно является крупным экспортным товаром и источником налоговых доходов для правительства, а поэтому падение мировой цены на нефть оказало предсказуемый отрицательный эффект. Принимая во внимание тогдашний обменный курс рубля к доллару, российская нефтяная индустрия практически прекратила функционировать.

Было очевидно, что курс рубля чрезмерно завышен. Это - в сочетании с другими шагами в макроэкономической политике, навязанными стране МВФ, привело к тому, что экономика рухнула, и хотя официальный рост безработицы оставался под контролем, появилась массовая скрытая безработица. Менеджеры многих фирм неохотно увольняли своих сотрудников, поскольку не существовало достаточно надежной системы страховки. Хотя безработица была скрытой, она не была менее травмирующей: рабочие лишь делали вид, что работают, а фирмы делали вид, что им платят. Накопились огромные задолженности по зарплате, а когда работникам все же платили, то чаще не рублями, а бартерной продукцией.

Несмотря на страдания большинства россиян, реформаторы и их советник в МВФ опасались девальвации, полагая, что она приведет к очередному раунду роста инфляции. К маю 1998 года стало ясно, что России будет нужна внешняя помощь для поддержания существовавшего обменного курса рубля. Исходя из уверенности, что девальвация неизбежна, были резко взвинчены внутренние ставки процента, и еще больше денег было вывезено из страны, поскольку люди обменивали свои рубли на доллары. По причине того, что народ опасался иметь на руках рубли и не верил в способность правительства платить по долгам, правительству в июне 1998 года пришлось платить почти 60-процентную ставку по своим рублевым долгам. Буквально за какие-то недели эта цифра выросла до 150%.

Кризисная ситуация нарастала так, как часто бывает с подобного рода кризисами. Можно было видеть, сколько остается резервов, и потому тех, кто предсказывал девальвацию, становилось с каждым днем все больше. Когда кризис разразился, МВФ возглавил усилия по спасению, но он хотел, чтобы Всемирный банк (ВБ) выделил на помощь 6 млрд. долл. США. Весь пакет для спасения России оценивался в 22,6 млрд. долл. МВФ предоставлял 11,2 млрд. долл., ВБ - 6 млрд. долл., а остальную сумму должно было дать правительство Японии.

Этот план вызвал острые дебаты внутри ВБ. Многие из нас подвергали сомнению целесообразность выдачи России все новых и новых займов. Мы сомневались, будут ли выгоды для возможного будущего роста достаточно большими, чтобы оправдать займы, которые оставят Россию с еще большими долгами. Многие думали, что МВФ упрощает правительству задачу отказа от важных реформ, таких, как получение налогов с нефтяных компаний. Свидетельства коррупции в России были очевидными. Проведенное ВБ собственное исследование проблемы российской коррупции позволило сделать вывод, что эта страна является одной из самых коррумпированных в мире. Запад знал, что значительная часть этих миллиардов осядет в карманах семей и помощников коррумпированных официальных лиц и их олигархических друзей. Казалось, что ВБ и МВФ являются решительными противниками того, чтобы давать деньги взаймы коррумпированным правительствам, однако представлялось, что они применяют двойной стандарт. Мелким нестратегическим странам вроде Кении они отказывали в предоставлении займов из-за коррупции, тогда как таким странам, как Россия, где коррупция существовала в гораздо больших масштабах, продолжали давать взаймы.

Помимо этих моральных соображений, были и прямые экономические вопросы. Предполагалось, что деньги МВФ пойдут на поддержание обменного курса рубля. Однако, если валюта страны имеет завышенную цену, и это заставляет экономику страны страдать, поддержание курса валюты не имеет смысла. Если политика поддержания обменного курса окажется успешной, тогда пострадает страна. Но если, что было более вероятным, поддержать обменный курс не удастся, деньги будут растрачены понапрасну, а страна еще больше увязнет в долгах. Наши расчеты показывали, что обменный курс российского рубля завышен, а потому предоставление денег только лишь для поддержания рубля было просто-напросто плохой экономической мерой. Более того, сделанные до выдачи займа расчеты ВБ, базировавшиеся на оценках доходов и расходов правительства за определенный период, заставляли предполагать, что запланированный на июль 1998 года заем не сработает. Если только каким-то чудом резко не будут снижены ставки процента, к осени Россия снова оказалась бы в кризисе.

Несмотря на сильное противодействие со стороны собственного штата сотрудников ВБ, администрация Клинтона (Clinton) оказала на банк огромное политическое давление в пользу выдачи займа России. Банку удалось достичь компромисса, публично объявив об очень большом займе, но заявив, что он будет предоставляться отдельными траншами. Было принято решение немедленно выдать 300 млн. долл. США, а остальное - только позже, когда мы увидим, как идут реформы в России. Большинство из нас считали, что эта программа провалится задолго до того, как надо будет давать дополнительные транши. Наши прогнозы оказались верными.

Примечательно, что ВМФ, как казалось, сумел не принять во внимание проблему коррупции и сопутствующий ей риск для денег, которые он собирался дать взаймы. Он действительно полагал, что поддержание обменного курса рубля на завышенном уровне было хорошей идеей, и что эти деньги позволят ему делать это на протяжении более двух месяцев. МВФ направил в Россию миллиарды.

Через 3 недели после того, как был дан заем, Россия объявила об одностороннем прекращении выплат по внешним долгам и о девальвации рубля. Рубль обвалился. К январю 1999 года реальная покупательная способность рубля упала более чем на 45% от уровня июля 1998 года. Это было началом глобального финансового кризиса. Ставки процента для нарождающихся рынков взлетели ввысь. Даже развивающиеся страны, которые проводили здравую экономическую политику, оказались неспособными найти деньги. Спад в Бразилии углубился, и в дальнейшем она тоже оказалась перед лицом валютного кризиса. Аргентина и другие латиноамериканские страны, которые постепенно выбирались из предыдущего кризиса, снова оказались на краю катастрофы.

Удивительным в этом обвале было не то, что он случился, а то, что он оказался неожиданным для официальных лиц МВФ. Они и вправду верили, что их программа принесет желаемые результаты. Прогнозы нашего ВБ оказались правильными лишь отчасти: мы считали, что эти деньги, возможно, сумеют поддерживать обменный курс рубля в течение 3 месяцев; но их хватило всего на 3 недели. Мы полагали, что олигархам потребуются дни, а может и недели, чтобы вывезти из страны деньги; но они это сделали за какие-то часы. Правительство России даже "разрешило" повысить цену рубля. Этот означало, что олигархам нужно было тратить меньше рублей для покупки долларов. МВФ облегчил бы жизнь всем, если бы сразу перевел деньги прямо на расчетные счета в швейцарских или кипрских банках.

Разумеется, не только олигархи выиграли от операции по спасению. Уолл-Стрит и другие западные инвестиционные банки, которые были в числе тех, кто оказывал самое сильное давление в пользу выдачи спасательного пакета займов, знали, что этих денег хватит ненадолго: они тоже воспользовались короткой передышкой, обеспеченной спасательным займом, как сумели, чтобы вывезти из страны то, что могли спасти.

Давая деньги взаймы России на заведомо проигрышное дело, МВФ только увеличил ее долги, но ничего не добился. Расплачиваться за эту ошибку пришлось не чиновникам МВФ, которые дали этот заем, и не Америке, которая на нем настаивала, и не западным банкирам и российским олигархам, которые от него выиграли, а российскому налогоплательщику.

В кризисе 1998 года был один положительный аспект: девальвация подстегнула конкурирующие с импортом секторы российской экономики. Товары, фактически произведенные в России, наконец, стали занимать все возрастающий сегмент внутреннего рынка. Это "непредусмотренное следствие" в конечном итоге привело к давно ожидавшемуся росту реальной (в отличие от теневой) экономики России.

Далее (Итоги первых лет реформ)