АНЕКДОТ

Русский продаст душу за хороший анекдот. Он - бродячая коллекция анекдотов. Всегда наступает такой момент, когда пора рассказывать анекдоты. После четвертой перед пятой. Анекдоты делятся на подвиды. Есть неприличные. Есть похабные. Есть детсадовские. Про ежей. Почти все анекдоты - смешные.

Россия - мать анекдотов. Мы создали государство-анекдот. Когда позолоченный пафос сходит, как это случилось сейчас, остается один анекдот. Анекдот - русский жанр, поскольку этимологически - это НЕИЗДАННЫЕ произведения. Непечатность русского анекдота идет от его изначального неприличия, которое, в свою очередь, отражает изначальное неприличие русской жизни. В России все неприлично. Неприлично рождение. Неприлична власть. Неприличен народ.

Сделать что-нибудь неприличное - высшее приличие. Все остальное в системе русского мира не считается и даже не учитывается. Гоголь стоит на анекдоте и не развенчивает его. То же самое у Платонова - анекдотические трагедии. Другие, пафосные, интеллигентские писатели, может быть, и нужны, но они не свои. Свой - неприличен. Даже если он убьет внутри анекдота, он будет прощен. Чаадаев негодовал по поводу того, что анекдот Гоголя нравится, а его горькие мысли - нет. Гоголь - не сумасшедший, а он объявлен умалишенным.

Русский анекдот группируется вокруг знакомых фигур и типажей по принципу экономии материала, но о ком бы он не был, это - анекдот о несостоявшемся существовании, то есть, в сущности, о каждом из нас. Мы живем внутри анекдота. Ползаем по его внутренней скользкой поверхности. Вот почему, очевидно, в России все анекдотическое темнеет и стирается, а анекдот, даже самый старинный и не очень ясный, остается жить.

Русская история состоит из анекдотов больше, чем из летописей. Чтобы быть адекватным России, нужно превратиться в чрезвычайную и полномочную эманацию анекдота и поступать соответственно.

Русский смех - поощрение нарушения. Все герои анекдота поступают не по правилам, но потому и смешно, отчего вызывают двойное чувство: отторжения и признания. Они высмеиваются, тем самым отчуждаются, но, по сути, на них ложится тень нашего понимания. Через анекдот происходит одомашнивание русского мира.

Русский ценится по анекдоту. Правильно рассказал - значит свой. Чужой не умеет рассказывать анекдоты. Чужой обязательно проколется. Через осознание анекдота рождается взаимопонимание. Доверие. Близость. Влюбленные рассказывают анекдоты. Анекдот рассказан - выслушан - на человека нельзя обижаться. Это грех. Он прошел в свои. Ему, девушка, надо "дать". Каждое наше действие содержит в себе зародыш анекдота. Как и бездействие. Провалиться за пределы анекдота - значит выйти за рамки русского мира.

Власть преследовала анекдот как попытку разгермитизировать современный ей миф. Анекдот развенчивает. Он - дело. Но он развенчивает и того, кто рассказывает анекдот. Потому что анекдот примеряет с действительностью. Анекдот ободряет. Он откладывает решение вопроса на неопределенное время. Анекдот - это русская церковь. Это - конфессия. Русские рассказывают друг другу анекдоты, чтобы поразмятся в смехе, прежде всего, над собой, но есть предел, за который анекдот не выходит: француз, американец, немец в анекдоте всегда хуже русского. Ясное дело: они в анекдоте не анекдотичны. Они ищут линию поведения. Русский - без линии.

Анекдот - единственная форма русского самопознания. Род терапии. Больше того, род выживания. С другой стороны, это род отчаяния. Любимые герои анекдота = бестолковые люди. Это русская черта. Мы - скопище бестолковых людей. Бестолковщина - не раздражает, а смешит. Не подумали, не сообразили, не предусмотрели - налетели, нарвались на реальность. Опростоволосились, опозорились. И смех и грех. Мы коллективно бестолковы. Соборно - без головы. Взялись за что-нибудь - не получилось.

Вот - анекдот. И почему мы так легко смеемся над собой? Но это - не просто. Мы не любим, когда нам не прощают бестолковщины. Мы бестолковы в положительном смысле, в смысле презрения к поверхности жизни. Наша бестолковщина приравнена к ценности. Это русская ценность - бестолковщина.

Анекдочивание каждого акта жизни есть форма ее проживания. Без анекдота русское существование было бы невозможно. Что же тогда заложено в голову русского, если он не видит через призму анекдота?

Это и есть главный вопрос. Русский язык подыгрывает анекдоту. В русском синтаксисе спрятан эмбрион анекдота. На нарастающую проблему, прежде всего, хочется отозваться анекдотически. Это искажение восприятия реальности, особый способ увидеть мир. Анекдотический вирус. Избыточное воображение и недостаточная рефлексия. Из мира выхватывается и развивается до предела его несуразность.

Чукча - гиперболизация русской бестолковщины, гипербестолковщина, которая, с позиции русской бестолковщины, кажется тотальной бестолковщиной, а русские выходят умеренно разумными существами. Мы смеемся над чукчами, беспомощно стремясь сократить беспредел нашей бестолковщины. То же самое, вроде бы, обэриуты. Они довели до предела принцип интеллигентной бестолковщины. Культуру обокрали. И они крикнули страшным криком. Но анекдот не кричит. Он даже не разговаривает. Он просто мычит и смеется, пережевывая культуру.